9 мая - день Победы!

[alina]

Всех с Днём Победы!

[alina]

Юлия Друнина

Елка

На втором Белорусском еще продолжалось затишье,
Шел к закату короткий последний декабрьский день.
Сухарями в землянке хрустели голодные мыши,
Прибежавшие к нам из сожженных дотла деревень.

Новогоднюю ночь третий раз я на фронте встречала.
Показалось — конца не предвидится этой войне.
Захотелось домой, поняла, что смертельно устала.
(Виновато затишье — совсем не до грусти в огне!)

Показалась могилой землянка в четыре наката.
Умирала печурка. Под ватник забрался мороз…
Тут влетели со смехом из ротной разведки ребята:
— Почему ты одна? И чего ты повесила нос?

Вышла с ними на волю, на злой ветерок из землянки.
Посмотрела на небо — ракета ль сгорела, звезда?
Прогревая моторы, ревели немецкие танки,
Иногда минометы палили незнамо куда.

А когда с полутьмой я освоилась мало-помалу,
То застыла не веря: пожарами освещена
Горделиво и скромно красавица елка стояла!
И откуда взялась среди чистого поля она?

Не игрушки на ней, а натертые гильзы блестели,
Между банок с тушенкой трофейный висел шоколад…
Рукавицею трогая лапы замерзшие ели,
Я сквозь слезы смотрела на сразу притихших ребят.

Дорогие мои д`артаньяны из ротной разведки!
Я люблю вас! И буду любить вас до смерти, всю жизнь!
Я зарылась лицом в эти детством пропахшие ветки…
Вдруг обвал артналета и чья-то команда: «Ложись!»

Контратака! Пробил санитарную сумку осколок,
Я бинтую ребят на взбесившемся черном снегу…

Сколько было потом новогодних сверкающих елок!
Их забыла, а эту забыть не могу…

[alina]

Наша семья выжила только благодаря бабушке Шарлоте – папиной маме. Она была немкой по происхождению, и потому прививала нам железную дисциплину. В первую, самую страшную зиму 1941–1942 годов ленинградцам выдавалось по 125 граммов хлеба – этот маленький кусочек надо было растянуть на весь день. Некоторые сразу съедали суточную норму и вскоре умирали от голода, потому что есть больше было нечего. Поэтому бабушка весь контроль над нашим питанием взяла в свои руки. Она получала по карточкам хлеб на всю семью, складывала его в шкаф с массивной дверцей, запирала на ключ и строго по часам выдавала по крошечному кусочку.
У меня до сих пор часто стоит перед глазами картинка: я, маленькая, сижу перед шкафом и умоляю стрелку часов двигаться быстрее –настолько хотелось кушать… Вот так бабушкина педантичность спасла нас.

Понимаете, многие были не готовы к тому, с чем пришлось встретиться. Помню, когда осенью 1941 года к нам зашла соседка и попросила в долг ложечку манки для своего больного ребёнка, бабушка без всяких одолжений отсыпала ей небольшую горсточку. Потому что никто даже не представлял, что ждёт нас впереди. Все были уверены, что блокада – это ненадолго и что Красная армия скоро прорвёт окружение.

Да, многие погибли от обморожения. Потому у нас в квартире постоянно горела буржуйка. А угли из неё мы бросали в самовар, чтобы всегда наготове был кипяток – чай мы пили беспрерывно. Правда, делали его из корицы, потому что настоящего чая достать уже было невозможно. Ещё бабушка нам выдавала то несколько гвоздичек, то щепотку лимонной кислоты, то ложечку соды, которую нужно было растворить в кипятке и так получалось «ситро» – такое вот блокадное лакомство. Другим роскошным блюдом был студень из столярного клея, в который мы добавляли горчицу…

Ещё настоящим праздником становилась возможность помыться. Воды не было, поэтому мы разгребали снег – верхний, грязный, слой отбрасывали подальше, а нижний собирали в вёдра и несли домой. Там он оттаивал, бабушка его кипятила и мыла нас. Делала она это довольно регулярно, поскольку во время голода особенно опасно себя запустить. Это первый шаг к отчаянию и гибели.

Во вторую зиму с продуктами действительно стало легче, потому что наконец наладили их доставку в город с «Большой земли». Но лично мне было тяжелее, потому что любимой бабушки уже не было рядом. Её, как потомственную немку, выслали из Ленинграда куда-то в Сибирь или в Казахстан. В эшелоне она умерла… Ей было всего лишь 68 лет. Я говорю «всего лишь», поскольку сейчас я значительно старше её.

Меня тоже могли выслать из города, но родители к тому времени смогли записать меня как русскую и потому я осталась.

…На сборный пункт бабушку ходила провожать моя мама. Там перед посадкой в эшелон на платформе стояли огромные котлы, в которых варили макароны. Бабушка отломала кусок от своей пайки и передала нам. В тот же день мы сварили из них суп. Это последнее, что я помню о бабушке.

Вскоре после этого я заболела. И мама, боясь оставить меня в квартире одну, несколько дней не выходила на работу на свой гильзовый завод, за что была уволена и осталась без продуктовых карточек.

– Мы бы действительно умерли с голоду, но случилось чудо. Когда-то очень давно мама выкормила чужого мальчика – у его мамы не было молока. Во время блокады этот человек работал в горздраве, как-то нашёл маму и помог ей устроиться бухгалтером в ясли. Заодно туда определили и меня, хотя мне тогда уже было почти восемь лет. Когда приходила проверка, меня прятали в лазарет и закутывали в одеяло.

Я, конечно, говорю внукам, но им трудно это понять, как и любому человеку, не убедившемуся лично, какая это трагедия –война. Прошло столько лет, но эхо блокады продолжает звучать во мне. Например, я не могу видеть, если в тарелке что-то осталось недоеденное. Говорю внуку: «Положи себе столько, сколько сможешь съесть, лучше потом ещё добавочку возьмёшь».
Он сердится – дескать, вечно бабушка лезет со своими причудами.
Просто он, как нормальный человек мирного времени, не может представить, что эта крошечка хлеба может вдруг стать спасением от смерти.

Алиса Фрейндлих

[alina]

Война дала мне очень много понять. Во время войны, у кого хорошие черты заложены, они усиливаются, часто проявляются героически. А у кого поганенькое что-то было - черты со временем становятся страшными.»
 
Матушка АДРИАНА (Малышева) (1921-2012) – монахиня, конструктор ракетных двигателей, во время войны – разведчица.
 
Наталия Владимировна Малышева родилась в Крыму, в семье земского врача. С детства занималась плаванием и гимнастикой, бегала на лыжах, стреляла. Окончила курсы медсестёр. Еще до войны Наталья Владимировна поступила в Московский авиационный институт.
 
В 1941 году пошла на фронт. Служила в дивизионной разведке на Волоколамском направлении. В июне 1942 года была направлена на 3-месячные курсы в школе разведчиков в Гиреево. После них служила уже в армейской разведке 16-й армии (2 формирования), которой командовал Рокоссовский. Войну закончила лейтенантом.
 
После Победы до 1949 г. служила на территории Польши, в Верхней Силезии. В 1949 перебросили в Потсдам, дослужилась до капитана.
 
После ухода из армии вернулась в МАИ сразу на третий курс, окончила его и стала работать по распределению конструктором ракетных двигателей в НИИ-88 в Подлипках (ныне Королёв). Наталья Владимировна проработала в этой сфере 35 лет. Инженер-конструктор Малышева участвовала в создании двигателей для маневрирования и торможения на орбите первых баллистических ракет и космических кораблей, в том числе и для гагаринского «Востока». Она была единственной женщиной в государственной комиссии по испытанию ракетных комплексов. Н. В. Малышева участвовала в создании двигателей для ракеты зенитно-ракетного комплекса С-75 Петра Грушина. За этот двигатель её наградили орденом.
 
На пенсии помогала обустраивать подворье Свято-Успенского Пюхтицкого женского монастыря в Москве и осталась здесь служить простой монахиней, приняв постриг под именем Адриана. Матушка Адриана стала лауреатом международной премии «За веру и верность», учреждённой Фондом Андрея Первозванного.
 
«Война дала мне очень много понять. Я поняла, что во время войны - как будто фотография проявляется. У кого хорошие черты заложены, они усиливаются, часто проявляются героически. А у кого поганенькое что-то было - черты со временем становятся страшными.»
 
Награждена следующими медалями и орденами:
 
Орден Отечественной войны
Орден Красной Звезды
Медаль «За боевые заслуги»
Медаль «За оборону Москвы»
Медаль «За оборону Сталинграда»
С праздником Великой Победы!

[alina]

Детство схиархимандрита
 
Сегодня схиархимандриту Илию (Ноздрину) исполнилось 88 лет.
Как Бог действует через преданные Ему души, спасая Россию, – этот рассказ.
 
Родился будущий схимник в 1932 г. на Орловской земле в деревне Редькино, в 1969 г. вошедшей в состав села Становой Колодезь. Храм в центре села уже был закрыт: в начале 1930-х гг. службы проводились уже либо тайно, либо где-то по домам. Афанасий Иванович и Клавдия Васильевна Ноздрины новорожденного сына крестили в храме Казанской иконы Божией Матери в соседнем селении Яковлево, где уже в наши дни по благословению схиархимандрита Илия воссоздан храм.
 
В православной традиции имянаречение происходит на 8-й день после рождения, а у будущего схимника он выпадал на празднующуюся уже тогда Державную икону Божией Матери. Крестили младенца с именем Алексий, в память празднуемого преподобного Алексия, человека Божия. Разве это не было уже тайным благословением на отречение от мира? Всего в семье было четверо детей: старший брат Иван, сестра Анна, младший брат Сергей. Еще один братик умер в младенчестве, – тогда через похороны детей проходила буквально каждая семья.
 
В самом Становом Колодезе, что в нескольких километрах от Редькина, в закрытом Покровском храме, где некогда был старостой дед нынешнего схимника Иван, советская власть устроила школу. Да так, что вход намеренно был сделан через алтарь, а ступенями служили надгробия разоренного кладбища, что было вокруг действующей уже более века церкви. Детвора, конечно, об этом ничего не знала. А взрослые, насильственно сгоняемые в колхозы, где даже зарплату не платили, а лишь ставили галочки-трудодни, все больше молчали. Год, когда Алеша пошел в школу, выдался на самые лютые репрессии. Учителя, разумеется, преподносили все в той обстановке именно так, как предписывала советская пропаганда. Царскую семью охаивали, гимн Советского Союза, как он только был написан, заставляли учить наизусть.
Раньше русские дети наизусть сызмальства учили Псалтирь, по ней и осваивали грамоту. Но тогда уже наступили совсем иные времена… Благо Алеше повезло: у него верующей была тетя, она приезжала из Москвы, и они вместе исходили все открытые еще храмы в округе да ездили на службы в действующие церкви Орла. Она наставляла племянника церковнославянской грамоте, а как подрос, стала привозить редкую духовную литературу.
 
Алексей, по воспоминаниям однокашников, держался в стороне от бойких советских девушек, вообще был самым прилежным и тихим учеником. Разве что пошалят с мальчишками, возвращаясь из школы, – покидаются сумками с тетрадками. А так, было не до развлечений – очень тяжело жили. Надо было постоянно помогать надрывавшимся на работе родителям. Дома по хозяйству – на огородах да с живностью, а как посевная, или сбор урожая, или еще какие трудоемкие работы – так дети вместе со взрослыми работали на колхозных полях.
 
Довоенное детство было голодным. Батюшка вспоминает: мама раз в год на Пасху яйцо одно даст – вот и все! А остальное время в году малыши только о том и мечтали, чтобы хоть хлеб был на столе. А военные детские годы суровыми были и подавно. Детей тогда на поля разве что колоски собирать отправляли: Орловщина была оккупирована немцами, но и после освобождения все запасы отправляли на фронт. Голодали и после войны, когда страна отстраивалась и возрождалась: из деревни снова высасывались все ресурсы и отправлялись на строительный «фронт» городов.
 
Отец Афанасий Иванович Ноздрин умер во время войны в госпитале во Владикавказе (по данным Минобороны, 16 декабря 1941 г.) Уже в наши дни батюшка Илий установил на месте его захоронения поклонный крест. А тогда, в 1947–1948 гг., старшие братья помогали маме, она осталась одна поднимать четверых детей. Отправились как-то Иван и Алексей в Брянск на разовый заработок, работали за хлеб. А на обратном пути на вокзале в Орле уснувших от изнеможения братьев обокрали. Вот беда-то была… Как мама дома ждала работников с пропитанием!
 
Вернулись домой ни с чем. Стал Алеша молиться у Казанского образа Матери Божией, что был у них в красном углу. А потом не выдержал, вышел из дома, а у них сразу за огородом – железнодорожное полотно, идет по нему и плачет. Вдруг видит: чистый рушник, а на нем каравай белого, что по тем временам была большая редкость, душистого, да еще и горячего хлеба!
 
– Это Матерь Божия послала в утешение, – говорил потом батюшка Илий.
 
И это не единственная в его жизни чудесная находка.
 
Сегодня уже доподлинно известно, как в феврале 1943 г. 10-летний Алеша возвращался в родную деревню Редькино. Орловщина тогда уже была занята немцами. Поэтому неудивительно, что подростка обогнала немецкая машина… Но вот потом произошло нечто из ряда вон выходящее. Резкое торможение, фрицы выталкивают того, кого рвет, все они были сильно навеселе – сложно им давались русские морозы, через минуту дверца захлопнулась и машина газанула… Но на снегу остался лежать планшет. Его и подобрал мальчик и пошел себе дальше…
 
– Кто меня надоумил тогда вернуться домой со стороны огородов по железнодорожным путям?! – по-детски наигранно изумляется тот, кто в молитве столь много уже получил откровений! – Прямо внутри голос прозвучал: иди по рельсам!
 
Дело в том, что, пройди он тогда, как обычно, по шоссе, его могли бы остановить на пункте СС, что находился недалеко от дома. В любом случае заприметили бы паренька, да и овчарки, которых выпустили потом, взяли бы след, чего им не удалось на залитых соляркой шпалах. Да и самих следов в этом случае – не то что на свежевыпавшем снегу основной дороги – было не разглядеть. Так Алеша и оказался с находкой дома. А там из взрослых только бабушка: что она подскажет?
 
Раскрыл планшет – выпали две карты: одна подробная топографическая, другая – такая же, но с нанесенными военными объектами, плюс еще рапорт-донесение по-немецки. Следом влетает в дом один из военнопленных красноармейцев – батюшка даже имя его запомнил: Андрей, как потом и он не забудет паренька… Сразу сообразив, что́ нашел мальчуган, планшет велел бросить в печку, а бумаги забрал.
 
Батюшка потом рассказывал, что видел, как немцы тщательно искали пропажу: сминали специальной машиной, а потом метр за метром скоблили снег на шоссе. Пошли слухи, что потерявшего что-то фрица сразу расстреляли. Но судя по всему, Гитлеру сообщить о б этой потере побоялись. Потому что, по слухам, Гитлер, как вспоминает батюшка Илий, намеревался Орел сделать столицей завоеванной России, устроить здесь свою ставку. Этому городу он уделял особое внимание: явно этой запойной оплошности не простил бы. Пленный красноармеец вскоре раздобыл немецкую форму и бежал. Добравшись до линии фронта, чуть было не был подстрелен, принятый за противника, но все же убедил своих в важности депеши, которая и была доставлена прямо командующему на Курской дуге маршалу Константину Константиновичу Рокоссовскому. Для него эта находка стала решающей, чтобы отдать экстренный приказ открыть огонь по указанным на картах укреплениям врага.
 
Планы Гитлера были разбиты, и 5 августа 1943 г. Орел был освобожден. В этот же день в честь освобождения Орла в Москве был дан первый за всю войну салют. Победа в Битве на Курской дуге стала переломной для всего хода Великой Отечественной войны.

[alina]

Танго смерти»
 
В сентябре 1941 года на окраине Львова нацисты возвели Яновский концентрационный лагерь площадью почти в 3000 квадратных метров. Это был лагерь смерти в особо изощрённом варианте. Во время пыток, истязаний и расстрелов всегда играла музыка. Оркестр состоял из заключённых, они играли одну и ту же мелодию — «Танго смерти».

На территории не было газовых камер, крематория, в официальных оккупационных документах лагерь числится как трудовой. Но каждый из офицеров охраны лагеря придумывал свои способы убийства людей. К примеру ставили человека вместо мишени и производили учебную стрельбу. Давали заключенному в руки стакан и стреляли. если попадали в стакан, то его оставляли живым, если нет — значит нет. Так же могли в зимнее время налить в бочки воду, посадить туда заключённого и наблюдать, как они замерзают.

Начиная с июня 1944 года немцы проводили мероприятия, направленные к тому, чтобы скрыть следы своих преступлений. Они выкапывали из земли и сжигали труппы, дробили кости в машинах и использовали их в качестве удобрения.

Из документов Нюрнбергского процесса, том третий:
 
«Комендант Яновского лагеря оберштурмфюрер Вильгауз ради спорта и ради развлечения жены и дочери систематически стрелял из автомата с балкона канцелярии лагеря в заключенных, которые работали в мастерских. Потом передавал автомат своей жене, и она также стреляла. Иногда, дабы развлечь свою девятилетнюю дочь, Вильгауз заставлял подбрасывать в воздух 2—4-летних детей и стрелял в них. Дочь аплодировала и кричала: «Папа, еще, папа, еще!», и он стрелял».

Для тех заключённых, кто больше не мог выдержать подобных издевательств — была устроена так называемая «добровольная виселица». К ветвям корявого, полузасохшего дерева предусмотрительно были привязаны петли... Для тех, кому уже не под силу терпеть измывательства, кто предпочитал покончить жизнь самоубийством.

Накануне освобождения Львова частями Советской Армии, фашисты казнили и самих музыкантов. Они выстроили круг из 40 человек оркестра, охрана лагеря окружила их плотным кольцом и приказала играть. Сначала был казнён дирижёр оркестра Мунд. Дальше по приказу коменданта каждый оркестрант выходил в центр круга, клал свой инструмент на землю, раздевался догола, после чего его убивали...

«Танго смерти»... всего восемь тактов... Восьми тактов забытой музыки было достаточно, чтобы перезарядить парабеллум.

Лариса и Лев Дмитриевы
 
Бараки. Плац. И музыканты.
Яновский лагерь. Смерть людей.
Под музыку велели оккупанты
Стрелять в людей. Так веселей!
 
Над серым плацем скрипки зарыдали,
В бараках люди, цепенея, ждали.
Опять расстрел! Вгрызалось в души «танго».
О, «танго смерти», «танго смерти»!
 
Пощады — нет.
Два года — двести тысяч павших.
Под «танго смерти» шёл расстрел.
И музыкантов, порохом пропахших,
Ждал скорбный, как и всех, удел.
 
Над серым плацем скрипки зарыдали,
В бараках люди, цепенея, ждали.
Опять расстрел! Вгрызалось в души «танго».
О, «танго смерти», «танго смерти»!
 
Пощады — нет.
Остались сорок оркестрантов,
Играют «танго». Их черёд!
Под громкий смех и говор оккупантов,
Раздевшись, падают на лёд.
 
Над серым плацем скрипки не рыдали…
Фашистов вышибли и смяли,
Но на Земле фашизм живёт.
И где-то вновь стреляют, как стреляли…
Людская кровь течёт, течёт…
 
Над всей Землёю скрипки всё рыдают.
Под звёздным небом люди умирают…
Опять расстрел! Терзает души «танго».
О, «танго смерти», «танго смерти»!
Забвенья — нет!

[Ваша детская библиотека]

Детская библиотека предложила в преддверии 75 годовщины Победы заняться поиском сведений о своих воевавших родственниках, а также свою помощь. https://deti-obninsk.ru/deti/index.php?topic=14947.195